Так придумано людьми: хочешь мира - жди войны. (с)

Название: Полет валькирии
Автор: Команда Северной Европы
Бета: Команда Северной Европы + анонимный доброжелатель
Персонажи: Дания, Германия, Швеция, Норвегия
Категория: джен
Размер: мини (около 3000 слов)
Жанр: angst
Саммари: Иногда на долгом пути в Вальгаллу приходится сделать крутой поворот, а то и мертвую петлю.
Примечание 1: действия происходят во время Второй Мировой войны
Примечание 2: Для стран, не имеющих имен в каноне, команда выбрала следующие:
Дания - Хольгер Фредериксен, Норвегия - Хетиль (Хелль) Торбьёрнсен.
Мечта благородна, но сотни огней
Не могут соперничать с ночью.
Свет грез на её полотне все бледней,
А руки окрашены кровью.
И глупость, и верность, и случай слепой
Разрушили мир идеалов.
Ты ищешь свой путь, но дорогу домой
Лишил путеводных сигналов.
Ты не ищешь той правды, что брал на копьё,
Ты не веришь, ты слеп от рожденья!
Клыки ты сломал, а судьбы остриё
Нависло. Ты жаждешь прощенья.
Открой же глаза: прими и прости.
Ты сам виноват! Это ты все разрушил!
Пойти за мечтой, перепутать пути…
На души чужие ты кару обрушил.
Пока не забили в военный набат,
Пока ещё можно исправить…
Сорви же ты с сердца не свой коловрат,
Не дай же изменникам править!
Откройся, ведь ты же не мог обмануть!
Вздохни и поддайся надежде!
Величия прошлого уже не вернуть,
Не смогут любить, как прежде.
©Dein Preussen
Не могут соперничать с ночью.
Свет грез на её полотне все бледней,
А руки окрашены кровью.
И глупость, и верность, и случай слепой
Разрушили мир идеалов.
Ты ищешь свой путь, но дорогу домой
Лишил путеводных сигналов.
Ты не ищешь той правды, что брал на копьё,
Ты не веришь, ты слеп от рожденья!
Клыки ты сломал, а судьбы остриё
Нависло. Ты жаждешь прощенья.
Открой же глаза: прими и прости.
Ты сам виноват! Это ты все разрушил!
Пойти за мечтой, перепутать пути…
На души чужие ты кару обрушил.
Пока не забили в военный набат,
Пока ещё можно исправить…
Сорви же ты с сердца не свой коловрат,
Не дай же изменникам править!
Откройся, ведь ты же не мог обмануть!
Вздохни и поддайся надежде!
Величия прошлого уже не вернуть,
Не смогут любить, как прежде.
©Dein Preussen
Черная зараза проползла в его тело. Дания чувствовал ее приближение, знал, что она уже гуляет по венам, но все еще надеялся, что обойдется. Могло ли его могло подкосить всего-то увлечение населения?
Успокаивая себя, Дания понимал, что осталось недолго. Он был слишком близко от Германии, и эта чума пришла с той стороны.
Его всегдашнее чувство гордости умерло в конвульсиях, когда его собственный народ предал историю их побед. Что-то противное, скользкое, как змея, завелось в груди – иногда оно выползало, чтобы прошептал на ухо «Покорись». «Скоро придет победитель», шептал, казалось, его народ вместо вечерней молитвы. И поделать с этим Дания не мог ничего. Он пытался убеждать короля, правительство, но люди были глухи. Люди всегда были глухими, это раздражало слишком сильно, так и хотелось взяться за оружие… А потом пришла апатия. Новое, непривычное состояние, и как же редко приходилось Дании думать о чем-то вроде «Будь, что будет»! Но в том проклятом году он ощущал именно это. Ему было все равно, что случится дальше – до такой степени, что Дания готов был распахнуть перед Германией двери и выжать из себя все гостеприимство. Но, как оказалось, в действительность приближение Германии помогло собрать немного – столько, чтобы хватило на один удар, чтобы там не кричала жижа, пытающаяся подменить Дании кровь.
Он копил силы до тех пор, пока незваный гость не возник на пороге, понимая, что их в любом случае не хватит на полноценный отпор. Дания ненавидел немцев – если этому миру суждено рухнуть, то будьте уверены, где-то рядом будет пробегать германцы.
Это было безрассудно – броситься на того, кто победил, даже не введя еще войска в страну – и это было глотком свежего воздуха. Дания был уверен, что попадет – а Людвиг даже не пытался уклониться – но в последний момент руки подвели.
Кулак впечатался в стену, сильно, до вмятины на ней и разбитых костяшек, а дальнейшее Дания хотел бы не помнить.
Но врезалось в память – как с одного взгляда немца предательски ослабели ноги, и он, Хольгер Фредериксен, в первый раз в своей жизни оказался на коленях.
Проклятые немцы.
Вспыхнувшая мысль оказалась болезненной, виски мгновенно заломило. С каждым проклятием, посылаемым Данией в сторону уже ушедшего вглубь его дома Германии, голова болела все сильнее, как будто там поминутно взрывались снаряды.
- Вставай, - у Людвига голос был другим, хриплым и резким, как будто ему самому было больно издавать звуки, и выходило только что-то, похожее на карканье.
Когда он успел вернуться, Дания и не заметил.
Он поднялся на ноги и заставил себя не поддерживать тяжелую, ноющую голову, наоборот, вздернул подбородок, глядя прямо перед собой.
Хотел было спросить, что нужно этому ублюдку, но челюсти свело судорогой. Да еще и идти нормально не получалось, а держаться за что-либо мешало упрямство. Германия не стал ждать, и как котенка дотащил его за шиворот до той комнаты, что заменяла Дании кабинет.
- Приберешься тут. Потом. Позвони Норвегии. Если он сам сложит оружие, условия оккупации будут пересмотрены.
Вот так просто – и ты уже обязан подчиняться любому приказу.
Данию передернуло от унижения и отвращения к самому себе. Он хотел сразу заявить, что Норвегия-то будет трепыхаться до последнего, но не стал.
У приговоренного к смерти должно быть одно желание. Пусть его желанием станет разговор с кем-то более приятным, чем Германия.
***
Норвегия ответил сразу же, как их соединили. Наверное, ждал звонка. Падение Дании, скорее всего, было очевидно для него.
- Кто ты, заложник или союзник? – спросил Норвегия, не тратя время на приветствия.
Дания молчал. Он не знал, что может ответить. Он был болен тем же, что и Германия, и его руки не слушались его страстного желания вцепиться в горло немцу – а, казалось бы, дотянуться до него проще простого, их только стол разделяет. Заложник или союзник? Заложник, принявший чужую идеологию, союзник, мечтающий съесть чужое сердце?
- Задавай вопросы, на которые я могу ответить, - наконец произнес Дания.
- Ты мертвец. Я не хочу разговаривать с трупом.
Это был его Норвегия – Дания знал, чувствовал, что его зараза не коснулась. Это радовало – ту часть его сознания, которая вспоминала все новые и новые способы казней и пыток и расплачивалась за это адской болью.
Другая часть была холодна и пуста. Действительно, труп.
- Сдавайся, тебе все равно не выстоять, - потому, наверное, фраза далась легко. Труп не испытывает сожаления и не способен переживать.
- Я знаю, - спокойно ответил Норвегия. – Не волнуйся.
Они помолчали – Дании больше нечего было сказать, а Норвегия вообще редко сам подавал реплики, особенно сейчас, когда первым начал разговор.
Интересно, помогал ли он своим на поле боя или наоборот, проводил время с правящей верхушкой? Самого Данию уже не интересовало, что там с его правительством, а вот Норвегия всегда приглядывал за своими людьми. Оберегал королевскую семью… возможно, и сейчас попробует…
Дания обнаружил, что его тянет немедленно поделиться догадкой о том, что Норвегия попытается спасти корону.
- Слушай внимательно, - в трубке что-то щелкнуло, и далекий голос Норвегии стал четче, увереннее – а может быть, дело было в том, что он диктовал отстраненно и ровно места дислокации своих частей и количество солдат в них.
Это выбило из Дании все мысли о норвежских королях: он против воли открыл рот, повторяя все за Норвегией. Германия записывал, похожий на прилежного ученика.
- Надеюсь, это правда, Хетиль, - Хольгер сам не узнал своего голоса. Будто чужой – да того же немца! – царапающий горло не хуже терки.
- Ну что ты, - Дания закрыл глаза и представил чужую улыбку, холодную, как и всегда. – Я бы не стал тебе врать, - Норвегия помолчал немного, прежде чем тихо добавить, - спи, я справлю сьюнд[2] по тебе.
Прощаться Дания не стал даже пытаться, отнимая трубку от уха, вернул ее на аппарат.
- Доволен? – выплюнул он сквозь зубы.
Германия не удостоил его ответом. Видимо, ему все же было больно говорить.
***
Эта война была скучной. Где-то там, на фронте, развлекались другие, а Дании доставалась тыловая работа. Пыльная и монотонная, явно придуманная только для того, чтобы еще больше затуманить сознание.
Дания слишком любил драться, чтобы сдаться так быстро. Иногда, убедившись, что никто его не видит, а бумаги на сегодня закончились, он избивал свою тень, пока еще мог сжимать кулаки. Зеркало уже давно пришлось завесить, едва ли не в первый день – отражение вызывало ненависть и отторжение, напрашиваясь на пулю в голову.
Вот только что ему эта пуля. Рана затянется, оставив напоминание о глупой слабости. О нет, он все же умрет в бою, пусть Вальгалла недосягаема далека, но все равно нельзя не попытаться оказаться там.
Но драка с собственной тенью была не тем, что могло успокоить надолго. Пальцы заживали все быстрее, и вскоре это тоже стало рутиной. Но перестать бросаться на стену Дания не мог, слишком боялся потерять этот, пусть даже крохотный, мостик к жизни.
У него редко бывали гости. Вообще редко, даже до войны, Дания сам предпочитал навещать других. А теперь надеяться на то, что кто-то зайдет… но он все равно держал дверь открытой.
Швеция пришел в разгар одного из поединков со стеной.
Шаги и кашель за спиной привели Данию в ступор. Он обернулся, вытирая руки о китель. Наверное, нужно было удивиться.
- Драка? – вопросительно посмотрел на него Бервальд, и на короткое мгновение Хольгер поверил, что все как раньше.
Швед, предлагающий поединок, да это ведь…
Скучно. Серо. Бессмысленно.
Дания махнул рукой.
- Не вижу смысла, - ему показалось, что тень со стены смотрит с насмешкой, и Дания отвернулся от нее. – Чего ты хочешь?
- Помощи, - медленно, как будто спотыкаясь о каждую гласную, произнес Швеция. Кто знает, сколько сил это потребовало, но получилась очень искренняя просьба. Дания так еще не умел. – Война не для Тино.
- И? – пока еще Дания не видел в этом разговоре смысла. Разве что разбавить рутину, но в чем-то бумаги были даже интереснее. Они не мялись, не глотали слова и их смысл, и не требовали непонятного.
- Люди. Слишком сильно влияют, - со вздохом продолжил Бервальд. – Приходится воевать.
Возможно, стоило пожалеть Швецию, но он был в обычной одежде, а Дания – в форме, а еще живая часть его сознания уже давно затаилась, и потому он только кивнул в ответ.
Все равно, что будет с Бервальдом, или его финским щенком – Дания поймал себя на эмоциях и, наконец, смог оскалиться в улыбке.
Злорадной, конечно, другие у него в последнее время не выходят.
- Ты хочешь, чтобы я вытащил Финляндию из войны? Ты идиот, - от улыбки сводило скулы, но Дания хватался за нее. – Свяжись с Россией, попроси его. У тебя же нейтралитет.
Он раньше не говорил так быстро, пропуская некоторые буквы, и после тирады не смог шевелить губами, те как будто онемели. Реакция на упоминание Брагинского, возможно.
- И убирайся, я ничем не смогу тебе помочь, - добавил Хольгер, когда немного отпустило.
Вернулся на стул, взял верхнюю бумагу из стопки – кажется, список добровольцев или оружия – сосредоточился на ней.
Буквы плыли перед глазами.
Швеция, уходя, пихнул его в плечо. Кажется, это что-то из разряда дружеских жестов. Или поддержки? Что-то глупое, совершенно неуместное и ненужное.
***
Предательства от собственного тела Дания не ждал. Раньше оно своенравно вело себя только в присутствии Германии, но третий год войны принес с собой новое открытие. Тело не слушалось. Как будто кровь стала такой тяжелой, что шевелить какой-либо конечностью – непосильная задача.
Движения стали механическими. Сам по себе боевая машина – хотя какая боевая, в самом деле. Просто машина. Это уже даже не пугало, хотя Дания и опасался, что его состояние вызвано тем, что что-то происходит с народом. Может быть, на его территории уже живут одни немцы, а он и не заметил?
Совсем невыносимо стало летом. Подвижность так и не вернулась, иногда Дания не мог заставить себя выбраться из постели, зато пришли голоса и звуки. Казалось, что хлопает дверь, и кто-то идет по коридору, потом открывается дверь спальни.
Привет, Нор, давно не виделись. Если это ты. Или Швеция снова решил нарушить мой покой, или что, неужели кто-то из малышей выполз из своей норы…
Пусть будет хоть кто-то, с кем можно поговорить. Хотя бы Германия, с ним, правда, не поговоришь, но его присутствие может убедить Данию в том, что он еще влачит свое жалкое существование.
Или уже окончательно умер. Когда-то давно Норвегию очень интересовал вопрос о том, что происходит, если стране не давать дышать долго, очень долго. Тогда Дания даже не заметил, что сон был глубже, чем обычно, и очень удивился, проснувшись в открытом море.
А сейчас он может просто забыть дышать. Не приложить в нужный момент усилия, чтобы заставить грудную клетку работать, и просто посмотреть, что из этого получится, все равно каждый вздох требует слишком много усилий.
Было бы неплохо напоследок увидеть кого-то из своих, узнать, сдержал ли Норвегия обещание или фляга с элем все еще ждет своего часа.
Движение в другом конце комнаты Дания уловил краем глаза, замер, боясь поверить себе, и не удивился, когда там оказались только тени. Пусть и напоминающие очертаниями кого-то знакомого… да только очертания эти зыбкие и все время меняются.
Проходи, конечно, кто бы ты ни был. Подеремся? Займемся сексом? Будем пить до такой степени, когда не останется ничего другого, кроме как перейти к первому и второму? Да только прости, я не в форме.
Умри, сказала ему тень на стене. Видимо, та самая, которую он методично избивал больше года, решила, наконец, отомстить.
С радостью, ответил ей Дания, закрывая глаза. Не дышать оказалось до безумия просто, как он и ожидал. Просто мертвое тело когда-то великой страны, теперь же отказавшееся заниматься всем, что давало жизнь.
Можно доставать эль и плясать на заупокойной службе.
Он не сразу понял, откуда в его прекрасной заупокойной жизни, где вот-вот должны были прилететь Валькирии, взялся Германия. Видимо, подох где-то на русской территории.
Но для мертвеца Германия вел себя слишком нагло.
На третьей пощечине Дания очухался и смог уклониться. Ударить в ответ по-прежнему не получалось, хотя и тело его слушалось на удивление хорошо. Кажется, в этом году оно еще не давало ему такой роскоши, как возможность свалиться с кровати. Ныли затекшие конечности, горели щеки – когда он в последний раз получал пощечину, интересно? Но точно можно сказать, от кого.
Прости, Хелль, придется тебе снова спрятать выпивку в погреб.
- Возвращайся к работе[2], - сухо велел Германия уже с порога.
Заходил поздороваться, видимо, по-соседски.
Смех вышел глухой, хриплый и короткий.
***
Норвегия принес выпивку. Норвегия пришел сам, осунувшийся, в болтающейся на нем полувоенной одежде, и вполне тянул при этом на призрака. Дания не сразу поверил глазам.
- Галлюцинации у меня уже были год назад, - сказал ему Дания. Радость… да, он все же чувствовал радость, но выказывать ее возможности не было.
Впрочем, Норвегия всегда был умным мальчиком. И очень злым.
- Принес тебе твой несчастный эль, - он поболтал фляжкой в воздухе. Там что-то булькало, но, казалось, содержимого было совсем немного. Так, на дне.
- И сколько раз ты меня хоронил? – Дания не удержался от вопроса, протягивая руку за флягой. Норвегия отдал, не сопротивляясь. – Больше не считаешь меня трупом, раз решил зайти?
Алкоголь обжигающе прокатился по горлу – или же это жгли слова, Дании давно не приходилось говорить вслух так много. Про себя он уже монологи составлять научился, иногда срываясь и шепча, но от этого было только страшнее. Будто снова он не может двигаться и единственное, что остается, так это разговаривать с тенями, которых даже не существует.
- Поднятый. Подозреваю происки Англии. Он же у нас колдун, - Норвегия забрал фляжку, выпил, не поморщившись. – То есть не у нас, у них.
- Я думал, это ты приколдовываешь потихоньку, раз я вдруг оказался живым мертвецом, - сам Дания чувствовал себя больше живым, а не мертвецом. - И откуда вдруг такие познания?
- Исландия помогает им. Потом рассказывает о том, что показалось ему интересным, - Хелль пожал плечами. Все еще было не ясно, зачем он пришел, как бы ни было лестно представление о том, что Норвегия просто соскучился и решил проведать.
- Вечно ты предпочитаешь разговоры со мной – ему, - даже обиду получилось изобразить почти так же хорошо, как обычно, как показалось Дании.
- Нет, все же еще труп, - со вздохом произнес Норвегия. – Вот ты сейчас смеяться хочешь, я знаю, но лицо у тебя такое, будто ты только что похоронил любимый топор.
Дания отвел взгляд. Да, видимо, правда – но что он может сделать с этим?
- Не труп? Докажи, - он не успел заметить, когда Норвегия оказался на столе, когда добрался совсем близко, когда прошептал на ухо.
Пришлось спихивать его.
Бумаги закружились в воздухе, усеивая небольшую комнату – как же здесь темно, оказывается, не смотря на большое окно!
Спички никак не хотели зажигаться – Дания слишком сильно давил на тоненькое древко, и они с легкостью крошились в его руках, пока наконец одна не загорелась. Пламя пробежало по кабинету, и они с Норвегией выскочили за дверь. Подперли ее плечами, позволяя огню резвиться.
- Дом себе спалишь, идиот, - улыбнулся Норвегия.
Одним уголком губ, высшая степень одобрения.
Мешала только свастика на его плече, и Дания потянулся к ней, попытался отодрать, с силой потянув, кажется, лопнуло несколько ниток, но Норвегия зашипел и оттолкнул его.
Молча покачал головой, прикрывая плечо ладонью, на ткани проступали следы крови.
Вшито глубже, чем в одежду, которая для стран не больше, чем условность.
- Я его убью, - спокойно произнес Дания, улыбнувшись.
Как давно в его жилах не билась жажда крови, ничем не сдерживаемая, уже было трудно подсчитать.
***
Было даже странно, что Германия, пытаясь сейчас уже отстаивать только свою территорию, все же нашел время прийти. Хотя и добираться ему пришлось не так уж и долго, Дания ждал рядом с границей.
Впервые за эти пять лет, когда в его крови появилась та болезнь, Дания чувствовал себя живым, а предвкушение хорошей драки только разгоняло кровь.
На Германию было страшно смотреть. Дания подозревал, что сам тоже далеко не красавчик – все еще кровоточащие царапины на лице, которые он сам оставил, чтобы не потерять самоконтроль, с формы выдраны все нашивки, все, что напоминало о прошлом.
Пальцы еще были целы, но он быстро их разбил.
С каждым ударом, нанесенным или полученным, Дания становился еще более жив. Он понимал, что не выиграть – даже ослабленный, даже проигрывающий войну Германия не собирался отдавать победу в этой битве. Кому? Вчерашнему исполнительному подчиненному, который все еще с трудом стоит на ногах?
Это все было ясно, но снова драться было просто великолепно, Дания не помнил в своей жизни более восхитительного проигрыша. Он не мог перестать улыбаться – видимо, в этом была причина, почему удары Германии приходились в лицо.
Кровь, которую Дания уже не мог выплевывать, была чудесной на вкус. Германия оставил его, побежденного и снова растерявшего все силы, переживать свой проигрыш, свою новую жизнь.
Дания не знал, сколько прошло времени , прежде чем он смог добраться домой, чтобы узнать, что по его территории шатаются англичане, а у него самого новое правительство.
Но, в общем-то, ему было все равно – не так, как раньше, когда серость вокруг не вызывала интереса, а по-старому, когда равнодушие было вызвано усталостью и потерей сил, и должно было пройти после хорошего сна.
Он вернулся.
Сноски
[1] - Сьюнд (sjaund) – один из обрядов викингов, седьмой день после смерти, отмечаемый элем, выпитым в честь усопшего.
[2] - Состояние Дании вызвано забастовками, самая крупная из которых произошла в августе 1943.
@темы: Северная Европа, прошлое (1)